Мэри, 44 - 27 апреля 2006 01:48

Мои первые писательские потуги

«Осень так же запланирована, как и моя депрессия. Хотя не знаю, почему на ум пришла осень, ведь на дворе лето в самом разгаре. Наверное, просто потому что осень и депрессия это одно и тоже. С той лишь разницей, что осень это погодное явление, депрессия – душевное - все одинаково: серо, скучно, грязно. В голове шуршали мысли как прошлогодние листья. Было холодно. Я кутался в пальто в надежде, что оно меня спасет. Не спасало. Безумно хотелось прижаться к кому-нибудь теплому, надежному; уткнуться в плечо с чашкой чего-то горячего, укрыться пледом и смотреть старые наши мультики: «Маугли», «Бременские музыканты». Да, в холодную погоду подобные мысли согревали меня словно теплое летнее солнышко. Да, признаюсь… я романтик, но об этом никто не знает, таковы правила игры под громким названием «жизнь», в которую мы все играем по одним и тем же правилам. В этой игре только Мужчина и Женщина делятся на черное и белое, а все остальное должно быть серым – так интересней…»
«Что меня сегодня ждет?» - подумал он. «Снова скучные тусовки: дом полный народа, никого с кем было бы, по-настоящему, интересно. Может отменить все к чертовой матери! Устал! Пусть они в другом месте сегодня тусуются! А что буду делать я?! Неважно! Почитаю, поиграю на гитаре, посмотрю кино, высплюсь, в конце концов.

Ночь - безжалостный, неумолимый, одинокий наш друг. Она никого не обделяет своей дружбой... В тот момент, когда твоя голова касается подушки, на тебя накатывает и не отпускает до самого утра - оно - одиночество...то самое, которое отрывает от всего мира и ты остаешься наедине с самим собой. Ей трудно врать, но еще труднее врать себе.

Ночь была уже глубокая. Он не отпустит её домой одну в это время. Она останется. Он так решил. Решил еще задолго до её прихода. Он и сам не знает почему, но ему так не хочется, чтобы она - не подруга, не жена, - никто, чужая ему, осталась. Он не замечал её, но она была одной из тех, которые почему-то вдруг, в один момент, выйдя из тени, неожиданно, становятся самыми необходимыми людьми на свете. Ему было страшно. Он знал, что теперь без нее ему будет трудно жить. Она любит его, он это точно знает. Но она не знает, о том, что он ведает о ее маленьком секрете, который она хранит вот уже многие годы. Он был благодарен ей за это. Теперь он знал, что на этом свете есть человек, который его понимает и ему ничего не надо объяснять. Почему он раньше всего этого не замечал, спрашивал он себя и всегда отвечал: " Я был слеп, глух и глуп". Он не знает, как поведать ей о том, что хочет, чтобы она осталась. Впервые в жизни у него, человека, крутившего бесчисленные романы с женщинами направо и налево, не поворачивается язык сказать этой девушке - "Не уходи - останься".

Их движения были плавными и мягкими. Они танцевали весь вечер: один и тот же танец под одну и ту же мелодию... Мерцание свечей отражалось в окнах без занавесок. За окном была ночь: нежная, задумчивая, тихая.
Они медленно кружили по комнате и прижимались к друг другу, словно один из них должен вот-вот исчезнуть. Ему безумно хотелось поцеловать её, но что-то удерживало его от этого шага. Он понимал, что находится на границе и, если переступит черту, то возврата уже не будет.
-Я устала. Можно мне прилечь где-нибудь?
-Ты можешь лечь в маленькой комнате.
- Я бы приняла душ... Если ты не против.
-Хорошо, я пока постелю тебе.
Он отвел ее в ванную, все ей показал, и дал свою любимую майку. Он никогда не давал девушкам свои вещи, считая, что тем самым они посягают на его свободу: «Сегодня она в моей рубашке, завтра она принесет зубную щетку, а послезавтра перевезет все свои вещи». Нет! Этого он решительно не мог допустить. Но она… Он и сам не знал, что именно вызывало в нем такие чувства к ней, но ей он вдруг захотел дать свою любимую майку. Он улыбался собственной мысли о том, что завтра она уйдет, а она – майка – останется, и будет хранить запах ее кожи, ее тепло. Интересно, как пахнет ее кожа? Он думал, как ему лучше поступить: прийти к ней или провести эту ночь в разных комнатах. Он заметил, что иногда она прямо-таки шарахается от него. Она не верит. Пусть все будет, как будет. Он услышал, как она вышла из ванной, от неё как-то особенно пахло, у него словно ком в горле встал, и потянуло внизу живота.
-Покурим? - он надеялся, что она не замечает его волнения. А она и не замечала, она и сама была еле жива.
-Пойдем на балкон тогда,- предложила она.
Они вышли на балкон. Пахло летом. Воздух был теплый и неподвижный. Оба закурили. На ней была его майка; ему нравилось, как она на ней сидит, как выдается ее грудь под тонкой материей. Ему очень хотелось прикоснуться к ним. Прямо сию секунду сорвать с себя одежду и овладеть ею здесь. Он подошел к ней вплотную и позвал ее. Она подняла на него свои глаза, глаза полные надежды, страха, желания и что-то еще в них таилось. В их глазах отражались огни города словно звезды. Он нежно взял ее за подбородок и накрыл ее рот своим ртом. Её губы были такими нежными, прохладными и страстными. Он прижал ее к себе и зарылся лицом ей в волосы, они были мокрыми и холодными, и от них пахло лавандой. Он чувствовал, как горит его лицо.
Его руки скользнули по ее бедрам вниз и забрались под майку. Он гладил ее шелковистую кожу, целовал ее лицо, глаза, губы и она отвечала ему взаимностью. Она целовала его руки, каждый пальчик, водила языком по ладоням. Тяжесть внизу стала невыносимой.
-Я хочу тебя. – Жарко прошептал он ей на ухо. – Я, наверное, сошел с ума, но я ничего не могу с собой поделать.
-Тогда возьми меня.
Она взяла его за руку и подвела к кровати, присела

• 
• 
•